На днях увидел комментарий к одному из моих постов — «мне нечего тут читать, потому что у меня муж адвокат-сабра». Если честно, я даже удивился тому, насколько это меня задело, а главное — сколько обидных воспоминаний с 16-летнего отрочества всколыхнулись в моей душе.
Адвокат-сабра, понимаешь… То есть по определению какой-то неведомый мне чувак гораздо круче меня, ибо он же сабра! Дальше мне хочется перечислять свои достижения и победы (в том числе над адвокатами-сабрами), но мерятся заслугами с неизвестным мне коллегой, который к тому же вероятно и не знает о моём существовании — какая-то глупая затея.
Я дико ненавижу тему про «наших русских дискриминируют», ибо паразитируют на ней, весьма удачно и очень долго, в основном русские политики, главный кошмар которых — это то, что дискриминации вообще не будет, так как ничего другого они продавать не умеют.
Когда я вижу рассказы вполне себе благополучных американских темнокожих о том, как ужасно их дискриминировали, мне становится смешно. Кто-то когда-то в школе ему что-то сказал, или на улице, или в очереди… В связи с комментарием анонимной супруги сабры (нет, блин, ну насколько же надо себя не уважать, чтобы будучи русской гордиться тем, что муж нерусский) мне вспомнились мои обиды и переживания — а так как мне это уже пару дней не даёт покоя, я поделюсь с вами, а также поделюсь своим секретом (Полишинеля) борьбы с расовой дискриминацией.
Когда я прилетел в Израиль душной июльской ночью 1991 года, мне было 16 лет. Нас с мамой отвезли к моему покойному ныне дяде в Кирьят Моцкин, где я в первый же вечер вышел гулять сам по себе, с записанным на бумажке телефоном дяди и пятью шекелями в кармане. Заблудившись через полчаса и обалдев от количества компаний молодых людей, которые не хотят меня огопстопить (привет, Гражданка 90-х), я нашёл телефонный автомат.
Знаете такое выражение «нафаль а асимон»? Упал жетончик — даже сабры младше 30 не особо помнят эти жетончики с дырочками (хорошо, хорошо, это отверстие, я слушу как кричит на меня мой трудовик из 148-й испанской школы, Артур Карлович).
Жетончиков у меня не было, поэтому я подошёл с стоявшему рядом мужику и попросил купить асимон. Ну как попросил — показал на пальцах, ибо ни на каком из доступных мне тогда языков он не говорил. Чувак дал мне асимон и на мой вопрос, сколько денег ему дать, показал — ялла, давай ещё. Так я отдал ему все свои мпять шекелей за один асимон, который тогда стоил 30 местных копеек.
Вышедший забрать меня с улицы дядя как-то сразу просёк, что дело нечисто, и разговора я не понял, конечно, но после краткой беседы «мой первый израильтянин» покорно отсыпал назад пять шекелевых монеток. Вот такой у меня был прекрасный первый вечер на новой родине.
Потом была школа в киббуце, где деревенские дети, центром большого мира для которых был торговый центр в Хадере, дружно обсмеивали мою дикарскую привычку есть птицу руками — а в самой школе все те приколы, коотрые постигают всех детей, общающихся со сверстниками.
Дальше была учёба, где я был единственным русским на всём потоке и это был настолько кошмар, что мне снилось, как я в эсэсовской форме со шмайсером в руках и немецкой овчаркой вытворяю со своими однокурсниками и особенно однокурсницами (которые меня не замечали настолько в упор, что это отдельная песня) то, что печатали в чрезвычайно популярных в 50-х шталагах (погуглите «шталаг израиль» и вы будете удивлены).
Во время учёбы меня не взяли работать на мойку машин — прямо при мне рекрутерша позвонила хозяину мойки, а он сказал, что русские все воры и он их не берёт. Потом был поиск стажа с нелепыми попытками попасть в приличную контору — помню, из одной, сааамой понтовой, мне прислали ответ, что русского английского испанского и иврита им мало, так как им нужен стажёр, говорящий на арабском — и только тот, кто знает профессиональный анекдот про то, как араб приходил устариваться в крутую адвокатскую контору, понимает, насколько унизительным был этот ответ.
О разных историях работы грузчиком я вспомнил только что — но я работал с арабами из Газы, которых в 90-е годы ещё можно было нелегально ввезти в Израиль, и несколько раз за меня, рискуя вообще всем, рвались бить морду («вот этот русский пусть по кухне не ходит, арабам я доверяю больше», сказал мордастый смугловатый каблан и пропал куда-то с двумя моими коллегами — трёхстворчатыми шкафами, а после возвращения был молчалив, угрюм, бегл глазами, но вежлив).
К чему я это всё? К тому, что если поскрести по сусекам даже моей, не очень уж хорошей, памяти, можно набрать себе обид и унижений на три жизни вперёд. Но надо ли?
Лично мне — не надо. Не надо не борьбы за то, чтобы меня не дискриминировали, партий, которые будут защищать «мою общину», и прочего всего. Как и все мои одноклассники из «русского» класса в киббуце (откуда меня выгнали) и Бен Шемене (не успели, я резко окончил школу, а то тоже б выгнали), я получил профессию, зарабатываю не хуже сабров (а точнее — лучше, чем средний адвокат-сабра), и не впал в вечное «нас обижают нам не дали посмотрите какая машканта у эфиопов».
По дороге на работу я говорил с лучшей подругой, обсуждали русских/местных — врачей, адвокатов, электриков и так далее. У неё оказалось внезапное предубеждение против русских врачей — а вот мне как раз несколько раз с ними безумно везло, и я не знаю, что бы со мной было, если бы не золотые руки Славы Гасина, например.
Но русское гетто не прошло мимо меня — у меня, за одним исключением, нет не только друзей, но и приятелей-сабр. Я в гетто — но мне с этим окей, это виртуальное языковое гетто. Кто-то не в нём, кто-то в нём — как кому нравится. Это наша русская свобода израильской воли, если хотите.
Мой кумир Марвин Мински говорил, что в жизни имеет смысл заниматься только тем, в чём ты лучше всех в мире. Я, например, пишу по-русски свои околоюридические эссе — и пока что я не видел, чтобы кто-то в мире сделал это лучше. В тех делах, за которые я берусь, у меня те же устремления (тот, кто напишет, что у него такое получается всегда, лжец и мошенник — чудеса невозможно генерировать стабильно на конвейере, но можно по крайней мере настроиться так, что если не вышло чудо, то это горькое поражение).
Короче, мой рецепт борьбы с дискриминацией русских в Израиле простой и, собственно, неоригинальный, взят от предков. Как боролись с государственным антисемитизмом в СССР? Будь лучше, достигай и добивайся.
Можно, конечно же, ныть и жаловаться. Но я ещё не слышал, чтобы это кому-то пошло на пользу — если вы, конечно, не политик.
А вызывая электрика я, честно говоря, не запариваюсь национальностью — главное чтоб можно было доверять рекомендации того человека, который его рекомендует. А вам что, действительно важно, говорит ли электрик по-русски?
Пост без картинки, ибо непонятно совсем, какя картинка бы здесь подошла…
'Об иммигрантском чувстве неполноценности, или как вам русские специалисты?' Комментариев пока нет
Будьте первым комментатором!